Часть первая.
С небес, как китайский наместник, безброва, Вращаясь, плыла золотая корова. Из тёмной заоблачной пасмурной дали Спускалась она сверху вниз по спирали. И воздух был густ и наполнен величьем. И слышался страх в щебетании птичьем. И лёд окатил меня словно из душа, Когда предо мной её выросла туша. Шёл огнь голубой из коровьих глазниц. Вдруг смолкло всё разом. И пение птиц. И шелест листов и травы колыханье. И камнем в груди моей встало дыханье. И тело обмякло и сделалось гибким. И потом покрылось холодным и липким. Вдруг вымя коровье раздулось как грелка. Сосцы задрожали противно и мелко. И млеко пошло вдруг тугими струями. И с млеком вдруг хлынуло нечто слоями. И глаз эту правду принять отказался. Но страх всё сильней в моё сердце врезался. Горохом наружу посыпались черти. "Бог милостив - всплыло вдруг - вот и не верьте!" И бесы меня с двух сторон обступили И за руки взявши меня, завопили. Невнятный писклявый их голос до дрожи Пробрал мою душу. Как-будто без кожи Вдруг я оказался. Лениво, без спешки, Из ануса вылез сантехник Потешкин. И встав предо мною в глаза мои глянул. И я как ошпаренный тот час отпрянул. Явленный чрез анус вдруг мне улыбнулся Кривою ухмылкой. И я содрогнулся. Он пальцем костлявым по воздуху шаркнул. И ворон раскатисто с дерева гаркнул. Тут гроб предо мною тот час очутился. И я, сняв одежды, в тот гроб опустился. И голым клубочком в том гробе свернулся, Как некогда в чреве. Явленный коснулся Перстом своим длинным ужасного гроба, И эта постель моя, точно утроба, Сдавила мне плоть и хрящи затрещали. И душу, что все мои члены вмещали, Толкнула наружу какая-то сила. И жизнь, что была до сих пор, погасила. Сантехник Потешкин достал папироску И спичкою чиркнул немедля о доску Проклятого гроба. Затем испражнился. Сказал "Йё-хо-хо!" и волчком закрутился. Душа же, что вышла из мёртвого тела, Над гробом оставленным тихо взлетела И встала, невольно за всем наблюдая, Что далее будет, в душе же, гадая. Сантехник Потешкин уже не крутился. Он взглядом в меня всё сжигающим впился. И взгляд его был нестерпим, как громада, Нависшая грозно над пленником ада. Потухших далёких костров дуновенье Пахнуло в лицо мне и в то же мгновенье Ужасная дикая боль мою душу Пронзила насквозь, точно спелую грушу, Отточенный нож разделяет на доли. Подобной при жизни не ведал я боли. Казалось, что будь снова я в своём теле, Раздавлен конём иль на смертной постели, С кинжалом в груди, иль разорван на части, - Не в счёт бы пошли мне все эти напасти! И мысль вдруг пришла ко мне: боль-то - навеки! Не там, в том несчастном земном человеке, А здесь. И рассудок мой вдруг помутился. ...Шар, чёрный как сажа по небу катился.
Часть вторая.
Не знаю, как долго мной дрёма владела. Когда ж я очнулся, - увидел, что тело, Лежит в своём гробе, увы, как и прежде. Подумалось: нет больше места надежде! Но что-то здесь было не так, не привычно. Всё зримое глазу тут было статично. Покой и порядок царили повсюду. И глаз, уж привыкший к бесовскому люду, - Теперь отдыхал. Как наместник безброва, Исчезла навек золотая корова. И тот, кто под маской чужою скрывался, Пропал без следа. И прах не остался. Утихла и боль. В предвкушеньи особом, Как призрак безгласный парил я над гробом. И тишь ото всюду лилась как вино И тот час печалью ложилась на дно Бесплотного мира. Вдруг вижу я: муха, Стремится наружу из мёртвого уха. Вскарабкалась наверх. Покинула тело. И плотью живою над гробом взлетела. Достигнув в мгновенье бесплотного духа, Чем был я теперь, эта странная муха, На грудь мою села, исполнена власти. Вдруг вырвалось нечто у мухи из пасти. Слова, еле слышимые иль бормотанье, Послышались мне вдруг. Уж то испытанье - Расслышать в мушином жужжаньи тирады. Но странно...казалось, что нету награды, Весомее той, что несут эти звуки. И муху я взял в невидИмые руки И к уху поднёс. И услышал "Осанна!" О чудная речь! Сколь звучна и желанна! И плоть бестелесная стала упруга И соком налилась вечернего луга. И счастье, какого не знал я при жизни, Пришло вдруг нежданно как праздник на тризне. И каждый мой член вдруг наполнился светом (Хоть был он как прежде невидим при этом). И вечность, без времени и без границ, Как слёзы текла из отверстых глазниц.
|